Гибридная война: неуловимые армии и невидимые руки

Введение.

В 2013 г., в русле такой модной темы военных и околовоенных теоретиков, как гибридная война, вышла монография Т. Маккалоха и Р. Джонсона с «необычным» для этого дискурса названием: «Гибридная война» ^[18]. В монографии, в соответствии с заявлениями авторов, излагается теория гибридной войны, а также на основании обзора соответствующей литературы даются определения гибридной силы. Монография, несомненно, представляет интерес для изучающих феномен гибридной войны, однако при всех претензиях на полноту представленного к анализу материала, в ней имеются небольшие недочеты, на которые, на наш взгляд, стоит обратить внимание. Сама монография Маккалоха-Джонсона не является объектом исследования данной статьи, а также не рассматриваются изложенные в ней факты, которые, возможно, представляют интерес для специалистов-историографов.

Идеи Ф. Хоффмана о гибридной войне и его подход, пишут Т. Маккалох и Р. Джонсон ^{[18, p. 9]} являются революционными, так как именно он ввел концепцию гибридной войны. Сама же работа Ф. Хоффмана ^[17] с 2006 года по настоящее время стала золотым стандартом для понимания концепции гибридных сил и синергетических эффектов, которые они могут произвести. Теоретики гибридной войны, писавшие после 2006 года – работая в США, Великобритании или Израиле – использовали критерии Хоффмана в качестве методологических ориентиров своих работ, соглашаясь или не соглашаясь с его концепцией, а также пытаясь творчески ее переработать. Однако для обсуждения теории, настаивают авторы монографии, одной этой работы недостаточно, так как она в основном описательна и не дает видения формы, функции и логики гибридной организации, которая ведет гибридную войну. Лучшее объяснение гибридных организаций, на их взгляд, будет исходить из теории, содержащей принципы, которые обеспечивают широкое понимание или обоснование существования гибридных организаций. А так как большая часть последующей профессиональной литературы по гибридной войне строится на работах Хоффмана ^{[12, 17]} или контрастирует с ними, авторы и пришли к выводу о том, что необходима некая альтернативная теория гибридной войны.

С одной стороны, Т. Маккалоха и Р. Джонсона можно понять. Существующая концепция гибридной войны, будучи описательной, доведена современными «гибридофилами» до такого состояния, что стала представлять собой «к каждой бочке затычку», универсальный объяснительный инструмент, который привлекается для объяснения всего, но не объясняет ничего. С другой стороны, авторы, пытаясь сконструировать свою теорию гибридной войны, не создают ничего нового. То, что они пишут, во-первых, уже было изложено гораздо ранее (в том числе, и ранее Ф. Хоффмана), и во-вторых, было изложено не менее оригинально, интересно и методологически проработано. Однако из авторов, которые занимались темой гибридной войны ранее Ф. Хоффмана, Т. Маккалох и Р. Джонсон упоминают только У. Немета ^[19](прим. 1) и Э. М. Симпсона ^[23]. При этом, называя работу У. Немета «самой ранней научной работой по этой теме» ^{[18, p. 112]}, авторы явно ошибаются. Этот факт заставляет нас предположить, что они просто не посчитали нужным найти и обработать чуть больше источников по теме гибридной войны. Следует признать, что мы скептически относимся к утверждению о том, что по этой тематике в открытом доступе можно найти всю литературу. Но из источников, находящихся в отрытом доступе, на наш взгляд, стоит обязательно упомянуть как минимум два. Это магистерские диссертации, аналогичные упомянутой диссертации У. Немета, которые были выполнены в том же учебном заведении – Naval Postgraduate School (университет/курсы повышения квалификации офицерских кадров ВМС США) в 1998 г. и посвящены гибридной войне и гибридным силам. Мы говорим о диссертациях Джеймса Дугана «Elusive armies and invisible hands: combining conventional and guerrilla forces from 1776 to the present» (Неуловимые армии и невидимые руки: совместные действия регулярных и иррегулярных сил с 1776 г. по настоящее время) ^[7], Роберта Уокера «SPEC FI: the United States Marine Corps and special operations» (SPEC FI: Корпус морской пехоты США и специальные операции) ^[27]. На наш взгляд, более интересной в содержательном и методологическом аспектах является диссертация Д. Дугана, рассмотрение которой будет предложено далее.

Прим. 1. При всех недостатках работы У. Немета, изложенных нами в работе ^[1], она является действительно довольно оригинальной, представляя авторскую концепцию гибридной войны, которую ведет деградирующее гибридное общество.

Неуловимые армии и невидимые руки.

В своей диссертации Дж. Дуган рассматривает эффективность гибридных сил – сил, содержащих как иррегулярные, так и регулярные компоненты ^{[7, p. 4, 7]} – в затяжных кампаниях на тактическом уровне. Автор диссертации ищет ответ на центральный вопрос: как командующий театром военных действий может использовать свои гибридные силы для достижения максимальной вероятности оперативного успеха?

Ответ на этот вопрос актуален для американских политиков и военных, по крайней мере, по трем причинам, считает автор. Во-первых, гибридная война может быть более эффективным использованием ограниченных ресурсов, чем традиционная, обычная война. Во-вторых, новые технологии существенно увеличивают огневую мощь, доступную небольшим подразделениям, а они как раз и находятся в центре гибридной войны. И наконец, участившееся сотрудничество между Силами специальных операций и регулярными подразделениями Вооруженных сил означает, что США будут все больше полагаться на гибридные силы для достижения своих целей.

Автор справедливо полагает, что наиболее важным условием для достижения операционного успеха является эффективность гибридных сил. Повышение эффективности – которая определяется как соотношение между количественными показателями (нанесенных противнику) потерь (costs) и затраченных для этого своих ресурсов – непосредственно увеличивает вероятность того, что противник понесет необходимый ущерб, который вынудит его капитулировать или отступить. Понимая эту связь между эффективностью гибридных сил и оперативным успехом, автор исследует вопрос о наиболее эффективном их применении. По его мнению, наиболее эффективные гибридные силы создаются тогда, когда тактический командир приводит в правильное соотношение две независимые переменные: координацию усилий двух компонентов гибридных сил и децентрализацию операций иррегулярных сил (второго их компонента). Эту свою гипотезу Дуган исследует на примере четырех исторических гибридных кампаний.

Гибридные силы во время IМировой войны.

В качестве первого примера «рождения» и действий (как неуспешных, так и успешных) гибридных сил Дуган взял ситуацию на Ближнем Востоке, сложившуюся через полтора года после вступления Турции в I Мировую войну 2 ноября 1914 г. В июне 1916 г., в результате переговоров между британскими агентами и арабскими племенами в Палестине и Аравии, в Хиджазе вспыхнуло арабское восстание. Именно тогда, по мнению автора диссертации, образовалась англо-арабская гибридная армия под командованием генерала Арчибальда Джеймса Мюррея, командующего египетским экспедиционным корпусом: к 20 тыс. британских солдат добавилось около 10 тыс. вооруженных огнестрельным оружием арабов. Однако после первых успехов «восстание оказалось настолько близким к краху, что необходимо было пересмотреть британскую политику по отношению к нему» ^{[29, p. 342]}.

С момента появления до освобождения генерала Мюррея от командования гибридные силы были в значительной степени нескоординированными, пишет Дуган. Мюррей командовал британскими регулярными подразделениями на Синае, в то время как арабами командовало арабское бюро Верховного комиссара по делам Египта. Поэтому с самого начала восстания англичане и арабы разрабатывали операции независимо друг от друга. Но отсутствие координации между компонентами гибридных (в данном случае – союзнических) сил не дало арабским иррегулярным формированиям свободы действий. Более того, «первоочередная цель» первых британских советников восставших арабов состояла в том, чтобы обучить последних сражаться в качестве регулярных войск ^{[29, p. 352]}.19 В этом не было ничего удивительного, если учитывать военную доктрину того времени: уничтожение сил противника должно быть совершено в течение одного решающего сражения. Победу можно купить только кровью ^{[14, p. 192]}. Поэтому «профессиональные британские и французские офицеры, воспитанные в наполеоновских традициях», видели свою конечную цель в обучении арабов действовать как традиционная европейская армия ^{[5, p. 287],[29, p. 355]}. Таким образом, при отсутствии координации централизация иррегулярных отрядов означала, что англо-арабские силы во время командования генерала Мюррея демонстрировали совершенно противоположные качества, изложенные в гипотезе Дугана.

Здесь Дуган задает вопрос: насколько эффективна была такая несогласованная и централизованная гибридная сила? Регулярные войска Мюррея вытеснили турок с Синая и нанесли им потери численностью в 11 тыс. человек ^{[8, p. 1055, 1065, 1066]}. Арабы захватили «большую часть Хиджаза» и согласно чрезмерно оптимистичной оценке арабского бюро Верховной комиссии по делам Египта, уничтожили чуть ли не эквивалент турецкой дивизии ^{[29, p. 305]}. Но нанесение противнику таких потерь обошлось недешево: во время двух провалившихся штурмов Газы в марте и апреле 1917 г. регулярные войска Мюррея понесли потери в 12 тыс. человек. Таким образом, гибридные силы под его руководством оказались неэффективными. В результате раздраженное британское Военное министерство освободило Мюррея от командования ^{[8, p. 1066]}.

Незадолго до отстранения Мюррея от должности капитан Т. Е. Лоуренс (Аравийский), размышляя над вопросом повышения англо-арабской эффективности, писал, что арабы не хотели нести потери, потому что они сражались за свободу, а «это удовольствие, которым может насладиться только живой человек» ^{[14, p. 192, 194]}. Более того, поскольку у них «не было генералов, искусных в конвенциональной войне, а их племенная структура не способствовала поддержанию ими военной дисциплины и организации, необходимой для противостояния туркам в открытом бою», они плохо справлялись с ролью регулярных солдат ^{[2, p. 119]}.

Несмотря на эти недостатки, Лоуренс все же считал арабов «самым неуловимым противником, который когда-либо противостоял какой-либо армии и населял одну из самых неспособных для ведения цивилизованной войны стран в мире» ^{[14, p. 367]}. Он «не настаивал на прививке... военных стандартов своей страны телу, неспособному к их принятию». Вместо этого он сделал упор на тип войны, который существующее арабское командование могло вести успешно в соответствии со своими возможностями» ^{[5, p. 289]}. Поэтому вместо того, чтобы создавать обычную регулярную армию и изгнать турок из Аравии в Сирию, арабы должны были действовать как партизаны и связать турок боевыми действиями в Аравии и Сирии.

Так как турки были таким образом связаны в действиях, они были «безобидны» ^{[14, p. 228]}. Британцы, по словам Лоуренса, хотели, чтобы как можно больше турок осталось в Медине и рассеялось по другим отдаленным местам. В идеале – чтобы они поддерживали железные дороги в рабочем состоянии, но только с максимумом потерь и неудобств. К железным дорогам на все время войны турок привязала бы необходимость доставки продовольствия, но при этом они отдавали бы британцам все другие части арабского мира. Эта гордость за свое имперское наследие, как считал Лоуренс, удержит турок в нелепом положении – везде фланги и никакого фронта ^{[14, 228]}.

Лоуренс также подчеркивал, что для повышения эффективности боевых действий, силы арабов, в отличие от их прежнего ограниченного применения, должны использоваться в более широком масштабе и в привязке к действиям регулярных сил генерала Эдмунда Генри Хинмена Алленби, который сменил Мюррея в июне 1917 г. Алленби видел «возможные выгоды» такой кампании «для британских интересов на Синае и в Палестине» и просил Военное министерство одобрить план Лоуренса 34.

Если в течение 10 месяцев после того, как в результате восстания появились англо-арабские гибридные силы, генерал Мюррей дошел только до стен Газы, и восстание не распространилось за пределы Хиджаза, то Алленби всего за семь месяцев 1917 г. продвинулся по очень защищенной территории Палестины и захватил Иерусалим, а турки понесли потери в 25 тыс. человек. Арабы, которым он дал свободу действий по всей Сирии и Аравии, в то же время «убили, захватили или содержали в плену... около 35 тыс. турок» ^{[3, p. 231]}. Если учесть также наступление 1918 года, то англо-арабские силы нанесли туркам потери в размере 76 тыс. военнослужащих и вывели Турцию из войны. Так, при общей оценке потерь союзников менее 30 тыс. военнослужащих, Алленби повысил эффективность гибридных сил. Что же изменилось?

Конечно, нельзя сбрасывать со счетов роль численного превосходства Алленби над турками, однако следует также отдать должное измененной стратегии союзников. Концепция, которую отстаивал Лоуренс, принял Алленби и одобрило Военное министерство, была единой, объединяющей действия арабов и англичан. Вследствие этого арабские иррегулярные силы, проводившие децентрализованные операции в рамках согласованного плана, связали в действиях или уничтожили более 30 тыс. турецких военнослужащих. Турки, не будь они связаны таким образом, значительно снизили бы преимущество численного превосходства Алленби в Палестине. Таким образом очевидно, что стратегия Алленби была столь же важна (если не важнее), как и его численное преимущество, и заключалась она в повышении эффективности гибридных сил.

Оптимизация Алленби обозначенных Дуганом независимых «переменных» – координации усилий и децентрализации иррегулярных сил – увеличили потери, которые понесли турки из-за неудачной попытки решения дилеммы рассредоточение/концентрация. Эта дилемма создается ситуацией, когда противник, с одной стороны, вынужден рассеять свои силы, чтобы противостоять угрозе иррегулярных гибридных войск, с другой стороны, он вынужден сосредоточить свои силы, чтобы противостоять угрозе регулярных гибридных войск ^{[7, p. 15]}. Как обозначенные Дуганом независимые «переменные» соотносятся с дилеммой рассредоточение/концентрация? Относительно высокий уровень координации действий союзников вынуждал турок иметь дело как с регулярными войсками Алленби, так и с арабскими иррегулярными войсками, причем иногда – почти одновременно. Таким образом туркам пришлось столкнуться с двумя совершенно разными типами угроз: британская регулярная угроза в Палестине, требующая сосредоточения обычных/регулярных сил для сражений традиционного типа; и арабская иррегулярная угроза, которую можно было нейтрализовать только путем значительного рассеивания сил по всей Сирии и Аравии. В попытке решения этих двух противоположных задач, турки понесли большие потери в войсках и в территории, независимо от того, были ли они сосредоточены или рассеяны.

Главное значение иррегулярного компонента – партизанских сил – заключается в их способности лишить противника постоянного/реального контроля любой территории, где он не доминирует и постоянно не присутствует, а также деморализовать противника, нанося ему постоянный урон. Каким бы ни был возможный вклад партизанских подразделений в регулярные операции, их наибольшая польза заключается в том, чтобы держать противника в состоянии неопределённости и рассеивать его силы. Угроза нанесения удара зачастую более ценна, чем сам нанесенный удар ^{[6, p. 178]}. Однако, пишет Дуган, как оптимизация соотношения «переменных», так и игра с дилеммой рассредоточение/концентрация, результатом чего становится повышение эффективности гибридных сил,происходят в контексте двух предварительных условий: поддержки местного населения и минимизации стратегической уязвимости регулярных войск.

Поддержка местного населения. Для ведения иррегулярной войны необходимо наличие дружественного населения, или хотя бы сочувствующего до такой степени, чтобы не предавать партизан, сообщая об их передвижениях врагу ^{[5, p. 292]}. Следовательно, утверждает Дуган, в пределах рассматриваемого театра военных действий гибридным силам требуется значительное количество гражданского населения, которое, по крайней мере, нейтрально по отношению к ним ^{[7, p. 17]}. Нейтральным считается местное население, которое не будет противодействовать гибридным силам, но будет продавать или предоставлять гибридным силам фураж и продовольствие. Кроме того, местное население должно быть готово сохранять эти предпочтения в течение длительной кампании, а также тогда, когда противник может подвергнуть его репрессиям. По мере того, как растет поддержка гибридных сил со стороны населения, максимально возможная эффективность гибридных сил возрастает.

Минимизация стратегической уязвимости гибридных регулярных сил. Гибридные силы не могут представлять собой двойственную угрозу, которая воплощена в дилемме рассеивание / концентрация, не обладая одновременно как регулярным, так и иррегулярным компонентом. Но в то время, как иррегулярные силы могут использовать свою скрытность, чтобы избежать значительных потерь, гибридные регулярные войска не имеют такой возможности. Вместо этого они должны избегать значительных потерь, или минимизировать свою стратегическую уязвимость, за счет использования особенностей местности, транспортных средств или квалифицированного управления. Если ни одно из этих предварительных условий не выполняется, то гибридные силы и средства либо не смогут выжить в долгосрочной перспективе, либо не смогут достичь максимальной эффективности ^{[7, p. 17]}.

Гибридные силы в Пиренейской войне 1808 – 1814 гг.

В качестве второго примера Дуган взял Пиренейскую войну, события которой разворачивались на сто лет раньше, чем события Первой мировой войны, приведенные в первом примере. Здесь одной из сторон конфликта были французские регулярные войска под командованием Наполеона. Пик численности французских сил приходился на 1810 г. и составлял 340 тыс. человек, а минимум – на 1812 г. и позже и составлял 200 тыс. человек ^{[6, p. 173]}. Противостоящие им гибридные силы состояли из британских и португальских регулярных войск под командованием герцога Артура Уэлсли Веллингтона и испанских иррегулярных сил под командованием многочисленных местных командиров. Регулярная армия Веллингтона, по мнению Д. Чэндлера, никогда не превышала 40 тыс. человек. Ее дополняли еще 25 тыс. человек из обученных португальских и испанских регулярных сил. Кроме того, было подсчитано, что в общем в боевых действиях принимало участие не более 50 тыс. вооруженных партизан: по некоторым источникам, максимальным было количество 36,5 тыс. партизан ^{[6, p. 173]}.

Армия Наполеона была лучшей в Европе, в то время как даже после первоначального разгрома французских войск при Вимейру (август 1808 г.), Веллингтон уже весной 1809 г. оценил свою армию как «сброд, который не может вынести успеха, как армия сэра Джона Мура не может вынести неудачи» ^{[15, p. 184]}. Испанская армия находилась в еще более плачевном состоянии, будучи необстрелянной и полуодетой, с пустыми арсеналами под руководством «праздных и невежественных младших офицеров» ^{[20, p. 98]}. Иными словами «армия Испании все еще находилась в середине XVIII века» ^{[20, p. 96]}. И поскольку испанские партизанские отряды впоследствии состояли из бывших членов этой архаичной армии и крестьян, Дуган оценивает их качество как невысокое. Аналогично и качество португальских вооруженных сил в начале кампании было сопоставимо с качеством испанских.

Первая фаза войны на полуострове, начавшаяся в 1808 году, пишет Дуган, это время сражений регулярных армий, когда англичане после первых побед вынуждены были отступить. В декабре 1808 года Верховная хунта (прим. 2) законодательно зафиксировала появление того, что получило название «новый вид милиции» – партизан ^{[6, p. 170]}. Таким образом, когда французы уже считали, что англо-иберийское сопротивление сломлено, началось то, что часто называют первой современной партизанской войной ^{[7, p. 27]}. Английский контингент с частью испанских и португальских сил под командованием Веллингтона выполнял роль регулярного компонента гибридных сил ^{[6, p. 170]}, в то время как отряды испано-португальских партизан выступили в роли иррегулярного компонента.

Веллингтон стал использовать преимущества партизан сразу же после того, как высадился в Португалии и начал маневры. Он был первым, кто оценил неиспользованный потенциал этих иррегулярных сил для поддержки регуляров ^{[15, p. 211]}. Поначалу контакты Веллингтона с различными отрядами иррегуляров ограничивались «ясными, простыми советами», которые оказывались эффективным. Он также начал снабжать их деньгами, оружием, боеприпасами и другим имуществом, быстро налаживая тесное сотрудничество с небескорыстными партизанскими вожаками ^{[6, p. 171]}. Его усилия по координации взаимодействия постепенно стали давать результат и англо-иберийские силы смогли противостоять французам.

Д. Чандлер утверждает, что Веллингтон стремился объединить действия британских регулярных войск и испанских иррегулярных сил, а также продолжал координировать их действия на всем протяжении войны. Без сомнения, он хорошо осознавал значение иррегулярных сил в войне за независимость (США) и в 1813 г. соответственно изменил свою стратегию ^{[6, p. 158-160]}. Веллингтон стремился «использовать преимущества» «широкого народного сопротивления» в качестве партизан, а не в качестве источника рекрутов для регулярной армии. Он стремился извлечь максимум пользы из того, в чем испанцы, казалось, были от природы искусны, – из иррегулярных операций. Как пишет Лонгфорд, Веллингтон презирал «энтузиазм» в испанской армии и правительстве; он ценил его в иррегулярных войсках. Действительно, партизаны представляли собой единственную форму «иррегулярности», которую он не только ценил, но и оплачивал всякий раз, когда в его лагерь приносили перехваченную французскую депешу, зачастую всю в крови ^{[15, p. 211]}.

При оценке эффективности любой военной силы, пишет Дуган, необходимо прежде всего выбрать точку, от которой следует начать оценку потерь, наносимых противнику. Для англо-иберийских гибридных сил наиболее логичной отправной точкой является весна 1809 г. Учитывая почти полное уничтожение иберийских регулярных войск в конце 1808 г., введение британского регулярного контингента в апреле 1809 года знаменует собой первый случай, когда оба компонента гибридных сил действовали на театре военных действий.

Следующим шагом в оценке эффективности является расчет потерь, которые гибридные силы наносят своему противнику. Нет никаких сомнений в том, считает Дуган, что англо-иберийские гибридные силы нанесли французам гораздо большие потери, чем это можно было бы предсказать при сравнении первоначальных сил противников. Он приводит мнение генерала Августа-Жюльена Бигарре о том, что испанские партизаны нанесли французским войскам больше потерь, чем все регулярные войска за весь период войны в Испании. Доказано, писал он, что они ежедневно убивали по сотне французских солдат. Таким образом, по его подсчетам, за пять лет они убили 180 тыс. французских солдат, потеряв при этом не более 25 тыс. человек ^{[6, p. 173]}, что означает соотношение потерь 7-8 к 1. Дуган считает, что сражения регуляров Веллингтона были наименее эффективной частью его операций. В них он нанес французам потери в количестве всего около 45 тыс. человек. Отсюда ясно, что подавляющее большинство потерь, которые понесли французские войска (вместе с падением их морального духа), явились результатом действий партизан, согласованных с действиями Веллингтона. В общей сложности эти гибридные силы достигли чрезвычайно эффективного соотношения потерь: подсчитано, что за восемь лет ведения войны французы потеряли 240 тыс. человек ^{[6, p. 173]}. В 1808 году, пишет Дуган, Испания выставила регулярные войска численностью почти в 100 тыс. человек. Они были разгромлены французами в течение шести месяцев, нанеся им незначительные потери. Однако с 1809 по 1813 год ир