Макроструктурные и микроструктурные стилистические фигуры на основе юридической лексики, описывающие форму и содержание общественных отношений как средство выражения авторской иронии в третьем томе романа М. Пруста «В поисках утраченного времени» («À la recherche du temps perdu») «У Германтов» («Le Côté de Guermantes»)

Савина Елена Сергеевна кандидат филологических наук доцент, кафедра иностранных языков, МГУ имени М. В. Ломоносова, юридический факультет 119991, Россия, г. Москва, ГСП-1, Ленинские Горы, 1, строение 13 (4-й учебный корпус), ауд. 503 А Savina Elena PhD in Philology Associate Professor, the department of Foreign Languages, the faculty of Law, M. V. Lomonosov Moscow State University 119991, Russia, g. Moscow, GSP-1, Leninskie Gory, 1, stroenie 13 (4-i uchebnyi korpus), aud. 503 A savinaelena2006@yandex.ru Другие публикации этого автора

В статье анализируются микроструктурные (метафора и образное сравнение) и макроструктурные (аллюзия) стилистические фигуры, включающие в себя юридическую лексику, посредством которых автор иронично описывает как суть, так и форму общественных отношений, прежде всего между представителями аристократии и буржуазии. В качестве объекта исследования были отобраны юридические термины из области уголовного процесса, а также административного, конституционного, уголовного, гражданского и коммерческого права, используемые в качестве образной части данных фигур. Традиционно термины разделяют на общеупотребительные, т. е. употребляемые и в повседневной жизни; термины, используемые во многих отраслях знания, не только в юриспруденции, а, скажем, также и в логике, и специальные юридические термины, которые указывают на явления, свойственные именно праву. В работе мы задействуем методы лексического, семантического и стилистического анализа. Для анализа стилистических фигур мы обращаемся к классификации Ж. Молинье, который разделяет их на макроструктурные (не обладающие какими-либо явно выраженными признаками; не всегда заметные в тексте и могущие быть не поняты: в нашем случае это аллюзия к ситуации из конституционного права) и микроструктурные (сразу заметны в тексте; задействованная для их создания лексика не может быть заменена на другую; понимаются однозначно; в нашем случае это метафоры и образные сравнения). Посредством использования данных фигур выражается авторская ирония на всех уровнях: как при описании общественных отношений аристократов и буржуа между себе подобными, так и при их взаимодействии друг с другом. В рассматриваемых контекстах «возвышенная» лексика также порой соседствует с лексикой более «низкого» стиля, что позволяет создать контраст между тем, как те или иные общественные отношения видятся персонажам и тем, чем они являются на самом деле.

В настоящее время под юридическими терминами обычно понимают «словесные обозначения понятий, используемых при изложении содержания закона (иного нормативного юридического акта)». Традиционно выделяют три вида терминов: «общеупотребляемые, т. е. термины в общепринятом, в известном всем смысле; специально-технические, т. е. имеющие смысл, который принят в области специальных знаний – техники, медицины, экономии, биологии; специально-юридические, т. е. имеющие особый юридический смысл, выражающий своеобразие того или иного правового понятия». При этом особенно подчеркивается тот факт, что «специальноюридическую терминологию нельзя ограничивать набором особо сложных юридических выражений и слов» ^{[1, с. 213]}. Сходной точки зрения придерживается и французский юрист Ж. Корню, автор фундаментальной монографии о французской юридической лингвистике, определяющий французскую юридическую лексику как «все термины французского языка, которые получают одно или несколько значений в праве» («Le vocabulaire juridique français est l’ensemble des termes de la langue française qui reçoivent du droit un ou plusieurs sens»). Исследователь обращает внимание и на тот факт, что юридическая лексика не ограничивается только лишь терминами, имеющими исключительно юридическое значение, но также включает все слова, которые право использует в особом, только ему свойственном, смысле, и в ее состав входят также все многозначные слова, имеющие по меньшей мере одно значение в общелитературном языке и одно значение в языке права; при этом таких слов намного больше, чем терминов, имеющих исключительно юридическое значение («Il apparaît d’emblée que le vocabulaire juridique ne se limite pas aux seuls termes d’appartenance juridique exclusive. Il s’étend à tous les mots que le droit emploie dans une acception qui lui est propre. Il englobe tous les termes qui, ayant au moins un sens dans l’usage ordinaire et au moins un sens différent au regard du droit, sont marqués par la polysémie, plus précisément par cette polysémie que l’on pourrait nommer externe (en raison du chevauchement des sens d’un même mot dans le droit et en dehors du droit, par opposition à la polysémie interne). Ces termes de double appartenance sont beaucoup plus nombreux que les termes d’appartenance juridique exclusive.» ^{[4, с. 14]}. Для нас данные положения имеют принципиальное значение, т. к. мы будем анализировать особенности стилистического функционирования юридической лексики в художественном тексте, а именно в третьем томе романа М. Пруста, автора, чья проза, на первый взгляд, далека от правовой проблематики и не ассоциируется с юридической терминологией.

Биографии М. Пруста, его роману, взглядам на искусство и эстетическим принципам, соотношению реального и воображаемого мира в его концепции, злу и садизму посвящено большое количество работ ^{[3, 8, 9, 10, 13, 14, 15]}. Вместе с тем, невозможно также не учитывать некоторые особые аспекты, оказавшие влияние на жизнь, творчество и восприятие мира писателем в целом, например, роль болезни, лечения и врачей в его жизни ^[2]. К таким же аспектам относится, на наш взгляд, и право, которое писатель изучал на протяжении трех лет на юридическом факультете Сорбонны. Мы обратимся далее к стилистическим фигурам, прежде всего к сравнениям и метафорам, но не только, в состав которых входит юридическая лексика, относящаяся к различным областям права, и рассмотрим, как с их помощью М. Пруст описывает самые разные общественные отношения, прежде всего в среде аристократии и буржуазии.

Многочисленные работы посвящены отдельным проблемам, связанным со стилистическими фигурами: повтору ^[6], использованию метафоры в кино ^[7], их функциям в различных областях коммуникации ^[5]. Мы же будем придерживаться определения фигуры, данного Ж. Молинье, как ситуации, когда в речи появляется смысл, отличный от значения, возникающего в результате простого лексико-семантического сочетания элементов («Nous posons: ilyafigurequand, dansunsegmentdediscours, l’effetdesensproduitneseréduitpas à celuiquirésultedusimplearrangementlexico-syntaxique.» (курсив Ж. Молинье) ^{[12, с. 82]} и его разделения фигур на микроструктурные и макроструктурные, которые отличаются друг от друга тем, что микроструктурные фигуры сразу заметны в речи, обязательны для понимания смысла текста, и их можно выделить на основе конкретных формальных элементов, которые невозможно заменить на другие (метафора, сравнение, силлепс). Макроструктурные же фигуры менее очевидны, не обязательны для понимания смысла (и даже порой сами могут быть не поняты); в тексте либо невозможно выделить составляющие их формальные элементы, либо они могут быть произвольно заменены на другие (аллегория, аллюзия, ирония) ^{[11, с. 218]}. (См. также ^{[12, с. 84-85]}: «La figure macrostructurale n’apparaît pas a priori à la réception; ne s’impose pas pour qu’un sens soit immédiatement acceptable; n’est pas isolable sur des éléments formels, ou ceux-ci sont modifiables. La figure microstructurale se signale de soi, est obligatoire pour l’acceptabilité sémantique, est isolable sur des éléments formels qui sont inchangeables.»). В нашем случае речь пойдет об одной макроструктурной фигуре (аллюзии) и о микроструктурных фигурах, метафоре и образном сравнении, которые мы, вслед за Ж. Молинье, разделять не будем, поскольку отличие между ними оказывается зачастую исключительно формальным и основано лишь на наличии или отсутствии сравнительного союза comme или иных синонимичных связок ^{[11, с. 213-214]}.

Мы далее расклассифицируем выявленные нами термины в зависимости от отраслей права, к которым они относятся (административное, уголовное, конституционное, гражданское и коммерческое, а также юридические термины из области уголовного процесса). Для изучения нашего материала мы применим методы лексического, семантического, стилистического и контекстуального анализа. Для уточнения семантики юридических терминов мы обратимся к словарям французского языка, как общей лексики, так и к специальным юридическим.

1. Термин из области административного права

Mairie «мэрия»

Существительное «mairie» определяется в Юридическом словаре Ж. Корню как «bâtiment dans lequel se tiennent normalement les séances du conseil municipal et où sont installés les bureaux du maire et de l’administration communale» ^{[18, с. 634]}. В романе М. Пруста данный термин иронически используется в составе образного сравнения в следующем контексте:

<...> Suivant une habitude qui était à la mode à ce moment-là, ils posèrent leurs hauts de forme par terre, près d’eux. L’historien de la Fronde pensa qu’ils étaient gênés comme un paysan entrant à la mairie et ne sachant que faire de son chapeau. Croyant devoir venir charitablement en aide à la gaucherie et à la timidité qu’il leur supposait: «Non, non, leur dit-il, ne les posez pas par terre, vous allez les abîmer.» ^{[16, с. 203-204]}.

В данном примере речь идет о приходе на прием, организованный госпожой де Вильпаризи, на который приглашены в том числе Марсель и историк, специализирующийся на истории Фронды, группы аристократов. В образной части рассматриваемого сравнения крестьянин противопоставляется представителям административных служб своим незнанием привычек данной среды. Посредством сравнения представителей высшей аристократии с простыми крестьянами, в представлении историка, автор выражает свою иронию по отношению к данному персонажу, так как тот считает, что они не в курсе определенных манер, в то время как он сам в реальности не знает, что именно продемонстрированные ими манеры в настоящее время в ходу у аристократов. Авторская ирония выражается, помимо вышеупомянутого сравнения, посредством использования такой лексики, указывающей на предполагаемую робость или неловкость и стеснение, как выражения êtregêné, существительных lagaucherie и latimidité, которые функционируют в этом отрывке в сочетании с явно указывающими на заблуждение историка глаголами croire и supposer, что однозначно противоречит данному ранее автором объяснению «suivant une habitude qui était à la mode à ce moment-là». Данный контекст также ироничен и за счет того, что историк специализируется на Фронде, а значит, должен быть в курсе нравов и привычек аристократов.

2. Термины из области уголовного процесса

Procès Zola «процесс Золя в деле Дрейфуса»

Существительное «procès» в юридическом значении «процесс, судебный процесс, дело» определяется в словаре «Le Nouveau Petit Robert» как «litige soumis, par les parties, à une juridiction» ^{[19, с. 1785]}. Присутствие Блоха на процессе Золя (начатом военными против писателя за клевету после его публикаций) сравнивается со сдачей сложного экзамена:

<...> Bloch avait pu, grâce à un avocat nationaliste qu’il connaissait, entrer à plusieurs audiences du procès Zola. Il arrivait là le matin, pour n’en sortir que le soir, avec provision de sandwiches et une bouteille de café, comme au concours général ou aux compositions de baccalauréat, et ce changement d’habitudes réveillant l’éréthisme nerveux que le café et les émotions du procès portaient à son comble, il sortait de là tellement amoureux de tout ce qui s’y était passé que, le soir, rentré chez lui, il voulait se replonger dans le beau songe et courait retrouver dans un restaurant fréquenté par les deux partis des camarades avec qui il reparlait sans fin de ce qui s’était passé dans la journée et réparait par un souper commandé sur un ton impérieux qui lui donnait l’illusion du pouvoir, le jeûne et les fatigues d’une journée commencée si tôt et où on n’avait pas déjeuné. L’homme jouant perpétuellement entre les deux plans de l’expérience et de l’imagination voudrait approfondir la vie idéale des gens qu’il connaît et connaître les êtres dont il a eu à imaginer la vie. <...> ^{[16, с. 225]}.

В данном случае присутствие Блоха на процессе Золя в деле Дрейфуса сравнивается с экзаменом на степень бакалавра и с общим конкурсом французских школьников старших классов. Данное сравнение, с одной стороны, предельно конкретное (в тексте упоминаются бутерброды и кофе, которые Блох брал с собой на заседания суда, т. к. присутствовал на них весь день, и, очевидно, его переживания в ходе этого процесса были столь же тягостны, как при сдаче экзамена выпускниками и участии их в школьном конкурсе); с другой стороны, благодаря ему вводится важное для М. Пруста противопоставление между реальным и идеальным, воображаемым, миром, т. к. в конце дня, несмотря на усталость и голод, Блох может встретиться со своими единомышленниками в кафе и насладиться ощущением солидарности.

Juger «рассматривать в суде, предавать суду, судить», le jugement «приговор», juger par contumace «рассмотреть дело заочно»

Глагол juger, производное от него существительное jugement и выражение jugerparcontumace имеют первое юридическое значение, относящееся, прежде всего, именно к области уголовного процесса ^[20]. Первые две лексемы имеют также производное значение в общелитературном языке, «выносить суждение» и «суждение» соответственно. Второе выражение также может использоваться метафорически, например, для описания небесного суда (см. пример из Шатобриана в словаре «Trésor de la langue française»: «M. de Talleyrand, appelé de longue date au tribunal d’en haut, était contumax» ^[20]). В тексте М. Пруста три приведенные выше слова иронично используются применительно к смотрительнице уличного туалета:

« <...> Comme j’ai des clients très aimables, toujours l’un ou l’autre veut m’apporter une petite branche de beau lilas, de jasmin, ou des roses, ma fleur préférée.»

L’idée que nous étions peut-être mal jugés par cette dame en ne lui apportant jamais ni lilas, ni belles roses, me fit rougir, et pour tâcher d’échapper physiquement – ou de n’être jugé par elle que par contumace – à un mauvais jugement, je m’avançai vers la porte de sortie. Mais ce ne sont pas toujours dans la vie les personnes qui apportent les belles roses pour qui on est le plus aimable, car la «marquise», croyant que je m’ennuyais, s’adressa à moi:

«Vous ne voulez pas que je vous offre une petite cabine?» ^{[16, с. 300]}.

В рассматриваемом случае описываемый предмет – кабинка уличного туалета на Елисейских полях, куда Марсель с бабушкой часто заходили во время прогулок, и его смотрительница – иронически описываются посредством «возвышенной» лексики. Так, цветы, которые, по утверждению женщины, ей дарят некоторые посетители (сирень, жасмин, розы) своим ароматом контрастируют с запахом, который ассоциируется с описываемым предметом. Сама дама обозначается словом «marquise» - по утверждению бабушки Марселя, до революции она была дворянкой. Юридическая лексика также используется для создания данного контраста, т. к. Марсель боится «приговора» смотрительницы, потому что они никогда не дарили ей цветы.

Juge d’instruction «следственный судья»

Существительное juge d’instruction определяется в Юридическом словаре Ж. Корню как «magistrat du tribunal de grande instance, désigné par décret pour trois ans, dont la mission est de rechercher, dans le cadre d’une information pénale ouverte à la demande du Parquet ou de la victime, s’il existe contre un inculpé des charges suffisantes pour que celui-ci soit traduit devant une juridiction de jugement; parfois nommé juge informateur» ^{[18, с. 585]}. В романе М. Пруста данное выражение употребляется в составе образной части сравнения, когда иронично описывается поведение родственника бабушки Марселя, священнослужителя, который приехал к ней во время ее агонии, чтобы проститься и помолиться за ее душу перед смертью:

<...> Il fut tacitement convenu que je n’avais pas remarqué qu’il m’épiait. Chez le prêtre comme chez l’aliéniste, il y a toujours quelque chose du juge d’instruction. D’ailleurs quel est l’ami, si cher soit-il, dans le passé, commun avec le nôtre, de qui il n’y ait pas de ces minutes dont nous ne trouvions plus commode de nous persuader qu’il a dû les oublier? ^{[16, с. 329]}.

В рассматриваемом контексте скорбящий и постоянно молящийся у постели умирающей священник, тем не менее, украдкой следит за Марселем, чтобы понять, насколько тот опечален. В данном отрывке сопоставляются служитель культа и психиатр на том основании, что и тот, и другой, каждый по-своему, старается исцелить человеческую душу. Также указывается на то, что и священнослужитель, и психиатр имеют некоторые общие черты со следственным судьей. Здесь речь также идет о метафоре т. к. на психиатра возложены, по сути, две основные задачи: по мере возможности облегчить страдания психически нездоровых людей, с одной стороны (и с данной точки зрения он близок к священнику), и обеспечить соблюдение общественного порядка, с другой (с этой точки зрения он выполняет те же функции, что и следственный судья). Подобно тому, как следственный судья в расследовании уголовных дел по поручению прокуратуры должен выявить истину, так и здесь служитель культа, исполняя свой долг по отношению к умирающей родственнице, одновременно исследует и судит душу Марселя.

3. Аллюзия и сравнение из области конституционного права

Аллюзия, согласно классификации Ж. Молинье – это макроструктурная фигура, которая заключается в том, что то или иное слово имеет как буквальное значение во фразе, так и отсылает к другой ситуации из области культуры («Elle consiste en ce que, dans un segment de discours s'étendant en général sur plusieurs phrases, un terme a un sens à l'égard d’un autre terme de la phrase, et un sens différent par rapport à la situation d'énonciation ou à l’univers de culture...») ^{[11, с. 44]}. Как можно понять из данного определения, рассматриваемая фигура опирается на некий общий культурный контекст, имплицитно присутствующий в представлении как говорящего, так и адресата. М. Пруст прибегает к данной фигуре в следующем контексте:

<...> «Enfin en tout cas, personnellement, on sait que je pense tout le contraire de mon cousin Gilbert. Je ne suis pas un féodal comme lui, je me promènerais avec un nègre s’il était de mes amis, et je me soucierais de l’opinion du tiers et du quart comme de l’an quarante, mais enfin tout de même vous m’avouerez que, quand on s’appelle Saint-Loup, on ne s’amuse pas à prendre le contrepied des idées de tout le monde qui a plus d’esprit que Voltaire et même que mon neveu. Et surtout on ne se livre pas à ce que j’appellerai ces acrobaties de sensibilité huit jours avant de se présenter au Cercle! <...> ^{[16, с. 229]}.

В рассматриваемом отрывке речь идет о возмущении герцога Германтского тем фактом, что его племянник связался с актрисой еврейского происхождения, Рахиль, которая настраивала его в пользу Дрейфуса, в то время как в аристократической среде преобладали противоположные взгляды. Данная аллюзия отсылает к речи французского политического деятеля Талейрана, защищавшего свободу прессы в палате пэров 24 июля 1821 г. следующей речью: «Il y a quelqu’un qui a plus d’esprit que Voltaire, [...] c’est tout le monde» ^{[16, с. 692]}. В данном отрывке герцог Германтский иронически обыгрывает приведенную фразу (т. к. Талейран, будучи аристократом по происхождению, произносит ее в верхней палате парламента, в которой также заседали аристократы, являясь либеральным оппозиционером по отношению к ним). Герцог Германтский же, напротив, говорит о том, что древняя аристократическая фамилия налагает определенные обязательства на носящее ее лицо, и его поведение должно соответствовать неким нормам, которые общество от него ожидает. Таким образом, данная аллюзия, будучи помещенной в противоположный коммуникативный контекст, указывает на консервативные взгляды герцога и на его скептическое отношение к демократическим ценностям.

PrésidentdelaRépublique «президент Республики», présidentduConseil «председатель совета министров»

В следующем ниже контексте повествователь иронически говорит о том, что в представлении Блоха однозначная и бесспорная политическая истина, несмотря на то, что ее могут постичь и отдельные просвещенные люди, по большей части содержится в тайных материалах президента Франции и председателя совета министров, которые затем знакомят с ней министров:

<...> Certes, Bloch pensait que la vérité politique peut être approximativement restituée par les cerveaux les plus lucides, mais il s’imaginait, tout comme le gros du public, qu’elle habite toujours, indiscutable et matérielle, le dossier secret du président de la République et du président du Conseil, lesquels en donnent connaissance aux ministres. Or, même quand la vérité politique comporte des documents, il est rare que ceux-ci aient plus que la valeur d’un cliché radioscopique où le vulgaire croit que la maladie du patient s’inscrit en toutes lettres, tandis qu’en fait, ce cliché fournit un simple élément d’appréciation qui se joindra à beaucoup d’autres sur lesquels s’appliquera le raisonnement du médecin et d’où il tirera son diagnostic. Aussi la vérité politique, quand on se rapproche des hommes renseignés et qu’on croit l’atteindre, se dérobe. <...> ^{[16, с. 232]}.

© 1998 – 2024 Nota Bene. Publishing Technologies. NB-Media Ltd.