Практическая часть реализации задачи по денацификации Украины

Россия в силу своих размеров и политического веса была, есть и всегда будет фактором, который непосредственно влияет на процессы, происходящие в Европе вообще и в Восточной Европе – особенно. Она располагает целым веером возможностей останавливать или по крайней мере существенно замедлять те из них, которые считает для себя нежелательными или опасными. При этом Украина – в силу многих факторов, останавливаться на которых здесь и сейчас мы не будем, - единственная из республик бывшего СССР, которая теоретически могла бы бросить России вызов, претендовать на роль альтернативной предлагаемой Россией «точкой сборки» нового политического пространства в этой части Евразии. Двум нашим странам (как когда-то Германии и Франции) никогда не уйти от конкуренции. Но исторический опыт амбивалентен и показывает, что такая конкуренция вовсе не обязательно обрекает страны на противостояние и тем более вооруженные конфликты. Межстрановая конкуренция должна приводить (во всяком случае к этому следует стремиться) к сопряженной модернизации, к совместному ускорению социально-экономического развития, к сокращению отставания от технологически развитых государств Европы и мира ^{[13, с. 28]}.

Объективная необходимость специальной военной операции, которую Российская Федерация проводит на Украине, определяется системным социально-политическим кризисом, которым характеризуется ее развитие на протяжении последних лет. Среди значимых последствий этого кризиса выделяют так называемый «конфликт идентичностей», связанный с трансформацией представлений части населения юго-восточных территорий Украины о своем регионе, его этнокультурном облике, месте и роли в истории как России, так и Украины, а также в событиях современности ^{[5, с. 126]}.

Специальная военная операция оказалась вынужденной мерой, неизбежным и необходимым силовым ответом на поощряемый Западом геноцид русского населения Донбасса, циничное и уже не скрываемое игнорирование российских озабоченностей по поводу реваншистских намерений преступного украинского режима вернуть Крым силой и залить кровью Донбасс. Настойчиво-требовательные пожелания главы украинской дипломатии Д. Кулебы институционализировать место Украины на Западе как форпоста глобальной борьбы с Россией ^[1], заявления Президента Украины В. Зеленского о необходимости создания ядерного оружия, интеграции Украины в НАТО, стали последней каплей. «Украинский плацдарм» с его оголтелой русофобской политической линией явился самым большим и опасным геополитическим вызовом для России. ^{[3, с. 26]}. Сложившаяся к началу 2022 года глобальная военно-политическая ситуация характеризовалась, прежде всего, тотальным противоборством России и «коллективного Запада» и, увы, расцениванием дипломатической риторики как проявление национальной слабости. Обоснованной выглядит точка зрения некоторых экспертов, утверждавших, что «публичные заявления, военные маневры, даже ограниченное применение силы могут восприниматься не как подтверждение решимости, а как попытка сдерживания эскалации и неготовность к отстаиванию заявляемых предпочтений с использованием всех имеющихся средств» ^{[6, с. 149]}. В сложившихся условиях нарастания глобального противоборства и бессилия дипломатических инструментов применение вооруженных сил стало не только необходимым, но и оправданным.

Одной из двух ключевых задач специальной военной операции России президент России Владимир Путин назвал денацификацию Украины. Денацификация – это очищение общества от влияния нацистской идеологии, отстранение от власти нынешней политической элиты и суровое наказание наиболее одиозных ее представителей, повинных в политике геноцида русскоязычного населения ^{[3, с. 30]}. Однако если очистить освобожденные территории от нацистской идеологии, но не заложить основы для формирования новой общественно-политической идентичности - ценностный, цивилизационный конфликт не только не будет урегулирован, но только еще более усложнится, перейдя в латентную стадию. Если просто очистить Украину от нацистов, их идеологии, но оставить неизменной нынешнюю украинскую идентичность, то спустя сравнительно небольшое время там вырастет новое поколение неонацистов – еще злее и опаснее предыдущего.

В связи с этим цель спецоперации разумнее формулировать шире – не просто денацификация, но формирование новой украинской идентичности как необходимое условие национальной безопасности России в будущем. Однако здесь для краткости этот процесс мы будем именовать именно «денацификацией».

Сама по себе денацификация невозможна без целого комплекса мер психологического и административного воздействия на общество и его институты и до ее полноценного завершения не стоит ожидать полноценной интеграции освобожденных территорий в общественно-политическое пространство Российской Федерации. В связи с этим именно сейчас представляется принципиально важным начать задаваться вопросами о том, как именно процесс денацификации освобожденных территорий Украины мог бы выглядеть на практике, какие органы могли бы им заниматься, какие документы, регламентирующие процессуальную часть, разрабатывать, кто и как возглавит этот процесс организационно, какие гарантии (в том числе и внешние) должны быть соблюдены, чтобы это процесс вообще был запущен и признан легитимным (а, следовательно, необратимым), как писать новые учебники, делать новые телепередачи, снимать новые фильмы, как, наконец, по каким конкретным критериям оценивать успешность денацификации?

Причем задача не сводится только лишь к поиску наиболее эффективных механизмов денацификации. Необходима еще и вдумчивая, постоянная и по-настоящему творческая работа по ее теоретической и идеологической поддержке. Формирование полноценной новой идентичности на освобожденных территориях, прежде контролируемых украинскими властями –необходимое условие национальной безопасности России.

История знает успешные примеры таких процессов. Это, например, усилия союзников по общественно-политическому переустройству послевоенных Германии и Австрии. Тогда между державами-победительницами в ходе Потсдамской конференции летом 1945 года был достигнут консенсус в том, что денацификация германского и австрийского общества должна носить комплексный характер, касаясь не только сугубо политической сферы, но и культуры, прессы, экономики, образования и, конечно, юриспруденции ^[4]. Это менее изученные общественно-политические процессы объединения северного и южного Вьетнама. Это и опыт реинтеграции ГДР в ФРГ.

При этом любой исторический опыт следует применять осторожно, учитывая актуальную специфику общественно-политической ситуации. Очевидно, что, говоря о денацификации, России предстоит насытить этот термин новым содержанием после завершения острой фазы украинского конфликта.

Однако Россия должна незамедлительно принимать меры в этом направлении, одновременно учитывая, что отличительной особенностью трансформационных процессов, происходивших на Украине в последнее время, является длительность и глубина аномии, обусловленные опережающими темпами разложения прежних социальных институтов в сравнении с формированиями новых, а также ускоренный, скачкообразный характер нынешних метаморфоз ^{[20, с. 35]}.

Несмотря на то, что сейчас ни у кого нет готового детального плана, наша задача – уже сейчас предложить те механизмы, использование которых выглядит оправданным.

Политика, госслужба и люстрация. Небесспорной, но безусловно заслуживающей внимания представляется точка зрения, что в целом в Восточной Европе на протяжении последних десятилетий прослеживалась попытка (где-то менее, где-то более удачная) фактического демонтажа национального государства и его замены в рамках глобального экономического порядка наднациональными структурами и регуляторами. Предполагалось, что такие акторы смогут более полно и эффективно способствовать глобализационным процессам. При этом только на Украине неолиберальная глобализация проходила на такой своеобразной основе, как идеология абсолютного национального превосходства. Возможно, это некоторое преувеличение, но сам по себе проект «Украина» состоялся только тогда, когда ему практически официально дали название «Антироссия». Успех Украины как государства состоялся не в экономике, культуре или политике, а в антироссийской идеологии ^{[11, с. 13]}.

Исследователи отмечают, что современный неонацизм в Украине существует в виде нескольких течений правых радикалов, которые пока не могут объединиться организационно, преодолеть идеологические противоречия и открыто навязать свою идеологию государству. Его представляют десятки мелких партий и движений, лидеры которых постоянно то заключают альянсы между собой, то переходят от сотрудничества к открытой войне.

Радикалы, хоть и остаются вне зоны принятия общества, осознаются им в качестве своих, доморощенных, чему очень серьезно способствует и политическая сфера, поскольку часть политического истеблишмента Украины срослась с правыми радикалам. А большая часть общества в связи с этим не осознает характера установившегося политического режима ^[2].

При этом нельзя исключать, что низкий уровень популярности ультраправых среди избирателей обусловлен еще и тем, что мейнстримные партии присвоили себе часть их политической программы. Героизация украинских националистов, декоммунизация, квотирование использования русского языка — все это давно уже взято на вооружение респектабельными политиками, публично осуждающими неонацизм. Только они предлагают не воевать и вешать, а строить новую нацию — но только с теми, кто согласен забыть, что он русский, еврей или «донецкий» и будет называть себя исключительно украинцем.

Если в нацистской Германии НСДАП напрямую или косвенно контролировала все сферы жизни общества и обладала развитым бюрократическим аппаратом, то современным украинским националистам такой уровень контроля, к счастью, был недосягаем. Для украинского истеблишмента они были скорее инструментом террора, используемым преимущественно для запугивания политических конкурентов, манипуляций общественным сознанием.

Известный интерес в рассматриваемом ключе представляют данные изучения общественного мнения россиян о существовании нацистских организаций на Украине, которые приводит ВЦИОМ. Так, подавляющее большинство наших соотечественников считают, что на Украине есть организации, которые исповедуют идеологию нацизма (88%), 70% респондентов согласились с тем, что власти Украины скорее поддерживают нацистские организации, а еще 76% опрошенных заявили, что украинские неонацисты представляют угрозу для России и ее граждан.

Отметим, что ситуацию с «зачисткой» неонацистов в украинском обществе осложняет их слабая институализация, рыхлая структура и высокая кадровая неустойчивость. Кроме того, в рядах ультраправых организаций отмечается определенное количество политических прагматиков, для которых само по себе участие в работе движения представляет собой карьерный трамплин – и не более того. Примером такой политической гибкости может служить депутат Верховной Рады Илья Кива, которого многие в России воспринимают как борца с ультраправыми. При том, что в прошлом он был главой полтавского центра «Правого сектора» и советником министра внутренних дел Арсена Авакова, что чуть позже не помешало ему баллотироваться в украинский парламент по спискам откровенно пророссийской «Оппозиционной платформы – За жизнь» ^[16].

В связи с этим необходимо, что все без исключения украинские партии на освобожденных территориях были запрещены, а параллельно с этим была бы запущена чтобы была запущена процедура люстрации в отношении чиновников, политических деятелей, общественных и иных активистов, особенно открыто поддерживавших взгляды и политику «Правого сектора», «Свободы», националистических батальонов и т.д. При этом те чиновники и политики, которые успешно пройдут эту процедуру, должны будут сдать некий экзамен на знание законодательства Республик Донбасса и, очевидно, России. Это представляется особенно актуальным, потому что и власти ДНР и ЛНР в публичном поле постоянно подчеркивают свою стратегическую цель войти в состав Российской Федерации, и в отдельных освобожденных территориях все чаще говорят о желании присоединиться к России. Строго говоря, процессы, так или иначе связанные с люстрацией, с заменой административного и политического персонала, на освобожденных территориях Украины уже запущены (и о них сообщают как западные, так и российские СМИ), но в условиях идущих военных действий им, безусловно, не хватает системности.

При этом для эффективного проведения люстрации необходимо как минимум иметь независимый от местных властей (и местного произвола), заслуживающий доверия орган, который имел бы соответствующие полномочия и ресурсы для проведения необходимых мероприятий. Пока проблема формирования подобных органов не только не решена, но даже, насколько нам известно, не поставлена. В побежденной фашистской Германии для схожих целей были созданы специальные суды, существовавшие как вне судебной системы Германии, так и вне системы военных трибуналов, которые рассматривали дела о военных преступлениях немцев.

Необходимо быть готовыми к тому, что существенная часть представителей прежних политических элит покинут территории, избравшие вектор на историческое конструктивное взаимодействие с Российской Федерацией. Образовавшийся таким образом вакуум будет активно заполняться за счет молодых интеллектуалов, миссия которых будет в регламентировании выработки новых моделей и стереотипов социально значимого и одобряемого поведения в условиях смены парадигм общественной жизни. При этом, очевидно, на первом этапе этот нарождающийся политический класс будет относиться к элите лишь по формальным критериям и, в частности, будет характеризоваться в первую очередь недостаточной эффективностью, вызванной дефицитом опыта, знаний и эффективного использования механизмов общественного взаимодействия, особенно в условиях постоянно трансформирующейся обстановки.

Здесь можно вспомнить исторический прецедент: после объединения ФРГ и ГДР в Восточную Германию в массовом порядке стали прибывать чиновники из западных областей с целью возглавить все местные органы власти. Бывшие граждане ГДР, работавшие на этих должностях, бывшие партийными активистами, фактически оказались за бортом общественной жизни и не привлекались к решению сколько-нибудь значимых вопросов нового государственного строительства, были лишены возможности продолжать делать карьеру в госсекторе объединенной Германии [Полонский 2016: 1].

Масс-медиа. Украинские СМИ на освобожденных территориях должны либо сменить редакционную политику, либо прекратить свою работу. Современные украинские СМИ – конвейер по производству фейк-ньюс и инструмент общественной манипуляции. Для практической реализации заявленной цели необходимо создание таких условий работы СМИ, при которых соответствующая работа будет опираться на разделение понятий «истина» и «правда». Дело в том, что у этих понятий объективно различная онтологическая основа. «Истина» обращается к объективной действительности, является критерием научности, а «правда» – к миру общественных отношений, созданного самим социумом, апеллирует к осмыслению социальной справедливости, представлениям о возможных и желательных тенденциях дальнейшего развития общества. Поэтому «правда» всегда эмоционально окрашена, она объединяет как познавательный, так и оценочный аспекты и компенсирует своей эмоциональной привлекательностью относительность обоснования «истины» в процессе познания ^{[21, с. 42]}.

На существующих и создаваемых вновь информационных площадках необходимо формирование новых профессиональных коллективов из лояльных новой власти специалистов, перед которыми необходимо ставить следующие задачи:

- переформатирование информационного пространства с проведением системной работы по созданию информационного контента, направленного на развенчание идей национализма, навязанных украинскому обществу мифов и легенд, основанных на противопоставлении Украины и России;

- искоренение в обществе националистических настроений и тенденций, разъяснение политических, военных, гуманитарных и экономических преступлений режима и формирование образа врага из бывшей элиты;

- обоснование несостоятельности европейского вектора развития Украины, враждебности западного мира, использующего Украины исключительно как таран против России;

- развенчание русофобии, пропаганда идей русского единства, исторической и национальной общности России и Украины, необходимости их культурной, экономической и идеологической интеграции ^[1].

Технические средства передачи информации должны быть национализированы (безусловно, здесь мы употребляем этот термин не в его классическом правовом смысле) в пользу новой власти. Распространение нацизма и национализма через средства массовой информации и иные массовые общественные институты должно быть приравнено к разжиганию межнациональной розни и уголовно наказываться. Специалисты, формировавшие нацистский информационный контент, должны удаляться из информационного пространства с запретом заниматься профессиональной деятельностью в соответствующих областях.

Аналогичные по содержанию меры следует предпринять и в отношении деятелей искусства, кино, музыки и других формирующих общественное мнение областях. Обоснованным представляется и введение (хотя бы на первом этапе) эффективной Интернет-цензуры.

«Мягкая сила». В культурном смысле граница – это всегда существование между двумя борющимися идентичностями, это маркер идентичности социокультурных групп. Процессы межкультурного взаимодействия разных культур, разных цивилизаций, приводят к формированию особых зон культурного пограничья, специфика которых выражается в первую очередь в том, что именно здесь создается образ Другого, в котором воплощается тот тип дезорганизации культурного и общественного пространства, который губителен для данной культуры, данного общественного устройства, данной цивилизационной модели. В течение ряда последних столетий Украина выступает именно как такое пограничье, как западная граница русской цивилизации и, одновременно, восточная граница цивилизации европейской ^{[7, с. 125]}. Неоднократные попытки последних десятилетий сменить русскую идентичность украинцев на европейскую не прошли даром, здесь сформировались необходимые предпосылки для культурного отчуждения от России, русской цивилизации, для замены русской цивилизационной идентичности на европейскую. Идентичность здесь оформлялась как область ожесточённого неприятия русского как Другого, отталкиванием, отвращением от русской культуры.

Академик Д.С. Лихачев указывает, что в таком случае всегда существует потеря живой силы культуры: «Противопоставляя себя «другому», культура по большей части упрощает сама себя, выдвигает вперед знамена с символами и знаками своей индивидуальности, капсулируется в мифах о «национальном характере», «национальных идеях», «национальной предназначенности» и т.д. Потери велики, ибо все это бывает связано… с повышенными самооценками, с развитием агрессивности в отношении «других» и в конечном счете внутри себя и против себя» ^{[9, с. 97, 98]}.

Исследователи отмечают, что для современной украинской культуры Другой – это прихожанин Русской православной церкви, носитель современной русской культуры и русского языка. Именно такой образ Другого использовали украинские СМИ в военной пропаганде против республик Донбасса, которые с 2014 года де-факто находились в состоянии войны с Украиной. При этом не следует забывать, что в горячей фазе этой войны происходило прямое уничтожение объектов культуры: школ, библиотек, музеев, культурных центров, храмов и т.п. ^{[7, с. 130]}.

В последние годы на территориях ДНР и ЛНР, подконтрольных Украине, идеологи украинства сформировали главную донецкую мифологему: Донбасс – это не русский, а русифицированный украинский край, который не понимает этого и не хочет вернуться в лоно украинской культуры только потому, что там проживает преимущественно «необразованное быдло», не способное выучить свой «родной» язык и осознать всю прелесть украинских свистулек и гопаков. ^{[22, с. 135]}.

Противостоять этой и другим аналогичным мифологемам была призвана доктрина «Русский Донбасс», официально обнародованная в 2021 году и трактуемая как «система официально принятых в Донецкой и Луганской Народных Республиках взглядов, определяющих их идеологию, вектор развития и основания для социально-политического прогнозирования». Свою роль она сыграть в полной мере еще не успела, однако многие постулированные в ней вещи безусловно следует использовать, распространяя сейчас не только на ДНР и ЛНР, но и на все другие освобожденные и освобождаемые украинские территории. Структурно Доктрина состоит из трех блоков – политического, исторического и аксиологического, каждый из которых в равной мере обеспечивает обоснование цивилизационного, культурного и ментального единства проживающей в Донбассе части русского народа с русскими в самой России и за ее пределами. В Доктрине впервые в русском политическом языке закреплено восприятие в публичном пространстве жителей Донбасса как части русской политической нации, по естественно-историческим причинам стремящейся к воссоединению с Россией как единственным историческим государством русской нации. При этом за республиками Донбасса, как за форпостом русской нации, признается важная миссия, закрепляющаяся в борьбе с экспансией Запада, выраженной в том числе в поддержке украинской этнократической государственности, за русских, оставшихся на Украине, за освобождение от оккупации всей Новороссии как русской национальной территории. В настоящий момент республики Донбасса по объективным причинам являются своего рода экспериментальной площадкой русского будущего, поэтому период их независимого существования по-своему важен для «большой» России. Однако, поскольку «любая отделенность тех или иных частей русской нации от России, любые политические образования, включающие в состав русских и не являющиеся Россией, носят исключительно временный характер», путь в будущее ДНР и ЛНР (а затем, разумеется, созданного с их участием русского государственного образования на территориях исторической Новороссии), который на данном этапе происходит вместе с Россией, в своем финале подразумевает полноценное вхождение в состав исторической родины. Безусловно, для многомиллионного русского сообщества, проживающего на территории, оккупированной этнократическим государством Украина, Доктрина была призвана стать четким сигналом, что существуют силы, готовые заняться вопросами гуманитарной, социальной, правозащитной, политической и иной поддержки этого сообщества, и что такие силы готовы взять на себя ответственность, безусловно связанную с такой проактивной политической позицией. Именно в Доктрине получила идеологическое воплощение идея о необходимости добиваться выхода новороссийских регионов из состава Украины с ликвидацией существующей постмайданной украинской государственности и последующего создания там нового русского государства. Важность Доктрины трудно переоценить, особенно в свете отсутствия аналогичных документов официального уровня, концептуально отражающих региональные аспекты русской национальной метаидеологии и представляющих собой первую успешную попытку введения ее отдельных компонентов в официальный политический дискурс. Являясь закономерным результатом совместных идеологических поисков гражданского общества ЛДНР и русского национального движения в России, Доктрина исходя из исторических, социокультурных, ментальных, ценностных и социолингвистических особенностей народа Донбасса постулирует его неизменную русскость, обобщает, объясняет и содействует легитимации его ирредентистских устремлений ^{[18, с. 128, 131-133]}.

Ключевой уже не первый год представляется проблема языка. В рассматриваемом аспекте денацификации она также не утратила своей актуальности. Необходимость оформления на законодательном и бытовом уровнях русского языка как идеологической основы русского мировоззрения представляется безальтернативной. Как справедливо сказано, «менталитет, который в значительной степени детерминируется социальными условиями, выражается в языковых особенностях нации, народных способах социального общения и т.п. Язык, в свою очередь, оказывает определенное влияние на процесс становления и функционирования социального менталитета и ментальности отдельной личности» ^{[14, с. 57]}.

Наиболее проблемной в аспекте рассматриваемой проблемы, безусловно, является молодежь, чье мировосприятие формировалось в условиях существенного поражения националистической пропагандой и системой образования, отрицающей исторические факты и тенденции, формирующей извращенное понимание будущего Украины. Для нивелирования такого влияния потребуется переформатирование системы школьного и высшего образования, разработка специального комплекса административных, образовательных и информационных мер, включающих замену и переквалификацию преподавателей вузов и школ, пересмотр научных, исторических и образовательных программ, разработку силами российских ученых и внедрение в украинскую систему образования новых учебников истории, раскрывающих истинное прошлое этой территории и народа ^[1]. Русскую культуру в самом широком смысле следует незамедлительно вернуть на освобожденные территории. Это является очевидно одним из ключевых направлений денацификации. Уже сейчас мы видим сообщения о том, что педагогические работники с освобожденных территорий приглашаются в Крым для прохождения стажировок и переобучения в соответствии с российскими образовательными программами и методиками, о том, что Министерство просвещения России направит на освобожденные территории школьные учебники для подготовки к новому учебному году, а в Мариуполе, например, уже открываются первые школы на русском языке. Эти начинания безусловно стоит приветствовать, но пока они являют собой откровенно разрозненные инициативы местного, регионального или – в лучшем случае – ведомственного – уровней. Это позволяет сделать вывод о том, что какого-то единого подхода, единой программы на государственном уровне пока не существует – и это обстоятельство следует признать серьезным просчетом, недоработкой, которая может поставить под большой вопрос все остальные благие начинания по денацификации. И, с другой стороны, в связи с отсутствием должного государственного внимания к проблеме региональные и местные инициативы в этом вопросе, идущие без должного бюрократического контроля, могут быть саботированы или даже извращены – осознанно или в связи с недостаточным уровнем компетентности исполнителей. Все эти риски вполне реальны, пренебрегать ими не стоит.

Исследуя уже упоминавшийся исторический опыт объединения ФРГ и ГДР, следует отметить, что там серьезнейшей чистке подверглась система народного просвещения восточных земель. Командированные сюда чиновники западной Германии устанавливали степень благонадежности профессорско-преподавательского состава высших учебных заведений, школьных учителей, других работников сферы образования. «Неблагонадежным» закрывалась возможность работы в соответствующих сферах. Особенно не скрывалось, что западные немцы, таким образом, обеспечивают необходимые условия для формирования на востоке «нового мировоззрения», «новых культурных ценностей» ^[15].

Анализируя возможные механизмы денацификации в контексте «мягкой силы», стоит отметить важную роль Русской православной церкви Московского патриархата. Представляется бесспорным, что в условиях обострения геополитической конкуренции религиозно-политические процессы активно подвергаются манипулятивно-технологическому воздействию (что мы наблюдали несколько лет назад при создании «автокефальной» Православной церкви Украины, которая формально была объявлена «независимой», а на деле оказалась просто переподчиненным Константинополю политическим проектом, лишенным большинства прав, традиционно присущих автокефальным церквам ^{[8, с. 971]}, очередным элементом комплексной системы выдавливания Украины из сферы влияния России и последовательного перемещения в геополитич