Современные вызовы безопасности: оценка риска подверженности экстремистким и террористическим угрозам в условиях региональных социумов

Согласно определению экстремизма, приведенному в Федеральном законе Российской Федерации «О противодействии экстремистской деятельности», его «частными» проявлениями выступают такие негативные политические практики, как терроризм, национализм, расизм, отличительными чертами которых выступают наличие определенной идеологии и использование насилия. Это позволяет утверждать, что в настоящее время экстремистские тенденции представляют собой одну из существенных угроз внутренней и внешней безопасности России ^{[1, 2]}. Это подчеркнул и Президент Российской Федерации на расширенном заседании коллегии МВД России 6 февраля 2009 года, заявив что «экстремизм - это исключительно большая опасность, способная расшатать любое, даже самое стабильное и благополучное общество» ^[3].

Согласно определению экстремизма, приведенному в тексте Закона РФ «О противодействии экстремистской деятельности», в качестве экстремистских практик должны быть признаны такие негативные явления, как терроризм, национализм, расизм, отличительными чертами которых выступают наличие определенной идеологии и использование насилия. Вместе с тем, очевидно, что полное отождествление этих терминов неправомерно, кроме того, сами названные понятия являются сложными по своему содержанию и нуждаются в уточнении.

В дискуссиях исследователей наиболее часто приводятся следующие основания для разграничения проявлений терроризма и экстремизма: «первичность-производность», «оправдание насилия (идеология)» - «использование насилия», «мотив ненависти» - «мотив оказания давления на власть», «прямой – косвенный объект насилия».

Так, Н.Б. Бааль считает, что «экстремизм по своему содержанию значительно шире понятия «терроризм», поскольку, именно с помощью террора экстремистские организации достигают поставленных политических целей» ^[4]. Некоторые авторы квалифицируют терроризм как одну из разновидностей экстремизма, своего рода «крайний» экстремизм ^[5-8]. О.М. Хлобустов и С.Г. Федоров рассматривают экстремизм скорее как комплекс психологических черт субъекта, выражающихся к нетерпимости в отношении иных мнений, предпочтении силовых способов решения проблем, отрицании прав личности как ценности, что «облегчает» принятие и использование терроризма в качестве способа достижения целей ^[9]. А.Н. Юдин, напротив, считает терроризм явлением, предшествующим экстремизму: экстремизм выступает «формой легитимизации методов международного терроризма» ^[10]. Распространенным также является подход, согласно которому экстремизм создает «идеологическую основу терроризма» ^[11], «терроризм…является для политического экстремизма способом достижения и удержания власти незаконным насильственным путем» ^[12]. Е.Н. Юрасова отмечает, что мотивация террористической деятельности находится в области идеологии, а конечной целью терроризма «представляется признание идеи превосходства определенной группы (национальной, политической, религиозной) и господство ее морально-ценностных ориентаций» ^[13].

Согласно мнению Э.А. Паина, «терроризм - это тот сегмент организованного экстремизма, который базируется на нелегитимном насилии против гражданских лиц, то есть против невооруженных людей» ^[14]. Если экстремизм выражается в неприятии политической системы, правительства, определенной социальной структуры, выступает в виде реформирующей силы, то терроризм преследует цели дестабилизации обстановки путем намеренного разрушения, уничтожения чего-либо. В.В. Витюк и С.А. Эфиров видят в терроризме «политическую тактику, связанную с использованием и выдвижением на первый план тех форм вооруженной борьбы, которые определяются как террористические акты» ^[15]. К этому же направлению следует отнести определения Г. Дэникера («терроризм - это систематическое запугивание правительств, кругов населения и целых народов путем единичного или многократного применения насилия для достижения политических, идеологических или социально-революционных целей и устремлений») и C. Tilly («политически мотивированное насилие, совершенное в отношении невоюющей стороны для оказания воздействия на аудиторию») ^[16].

Третья оппозиция наиболее четко прослеживается в работах зарубежных исследователей. Немецкий политолог Э. Йессе называет экстремизмом любой вид антидемократических движений, направленный против конституционного государства, а терроризм определяет как политическую стратегию групп, стремящихся к свержению политического строя путем применения силы ^[4]. C. Mudde определяет экстремизм как «организованную дискриминацию или насилие на основании принадлежности к иной национальной/этнической, религиозной, языковой группе, либо подстрекательство к такому поведению или потворство ему» ^[17]. Напротив, терроризм – это «незаконное использование силы или насилия против людей или собственности, с целью запугать или принудить правительство, гражданское лицо, население или любой его сегмент к содействию для решения политических или социальных задач» ^[18]. Другими словами, экстремизм есть самодовлеющее выражение ненависти в насилии, а терроризм - лишь средство для решения конкретных «практических» задач. Кроме того, насилие экстремистов направлено непосредственно на объект ненависти или неприязни, а террористическое насилие является косвенным в отношении лиц, которых вынуждают принять то или иное решение ^[19].

Представляется, что именно два последних критерия (насилие по причине ненависти/ «рациональное» насилие, прямое насилие/косвенное насилие) позволяют с известной долей условности различить анализируемые феномены, поскольку вопрос о том, какое понятие является родовым по отношению к другому является скорее риторическим, и, кроме того, очевидно, что насилие не во всех случаях реализуется экстремистами лишь на уровне идеологии.

Исследователи также фиксируют феномен «привыкания общества к обыденности насилия»: в СМИ фиксируются лишь наиболее «яркие» экстремистские преступления ^[20]. В свою очередь, это стимулирует экстремистов на «показательные» акции с целью создания информационного повода. Все более распространенной также становится маскировка преступлений, совершенных по националистическим мотивам, под бытовые, что согласуется с тенденций правоохранительных органов занижать статистику экстремистских правонарушений. В ответ на угрозу националистического насилия в условиях правовой незащищенности, бездействия правоохранительных органов возникают агрессивные группировки «потенциальных жертв», преимущественно состоящие из кавказской молодежи. Объединяющим фактором для этих групп служит не националистическая идеология, а «комплекс жертвы»; в целом они менее организованны, объектами их нападения часто становятся случайные люди, «похожие на скинхедов». Последнее обстоятельство также повышает рост расистского насилия в обществе ^[21].

Складывающаяся ситуация свидетельствует о том, что экстремистские тенденции активно проникают во все сферы общественной жизни. Использование авторитетными политическими лидерами националистических лозунгов встречает поддержку населения и способствует повышению имиджа экстремистов и дальнейшему распространению радикальных взглядов. Подобный эффект обусловлен также влиянием СМИ, общедоступностью и широкой представленностью националистических материалов в сети Интернет. Акты насилия в отношении представителей других национальностей повышают уровень социальной напряженности, ведут к расколу общества, нарастанию ксенофобии и конфликтности. В условиях всеобщей интолерантности экстремистские провокации вызывают ответные проявления насилия, актуализируют значимость этнической самоидентификации в противовес гражданскому самосознанию. Несовершенство законодательной базы, несогласованность деятельности различных ведомств, манипулирование экстремистскими группировками с политическими и экономическими целями обусловливают низкую эффективность борьбы с экстремизмом на фоне активизации радикальных националистических настроений.

В ноябре 2009 – феврале 2010 года исследовательским коллективом факультета социологии Алтайского государственного университета проведено комплексное социологическое исследование, одной из целей которого являлась оценка социального риска проявления девиаций в виде ксенофобии, экстремистских и националистических настроений среди населения России. Стратегия исследования базировалась на социально-экономическом обследовании домохозяйств шести регионов Российской Федерации (Алтайский край, Красноярский край, Ставропольский край, Новосибирская область, Калининградская область, Республика Бурятия). Выборка для данного обследования основывалась на выборке обследования бюджетов домохозяйств, проводимого Росстатом. В каждом из шести регионов выборочная совокупность составила 290 домохозяйств, количество членов домохозяйств в возрасте от 14 до 49 составило 700 человек (общая численность по шести регионам: 1740 домохозяйств, 4200 членов домохозяйств). (Работа выполнена при финансовой поддержке Министерства образования и науки Российской Федерации по Государственному контракту № 02.740.11.0360 по теме: "Социальные риски воспроизводства девиаций и социальная безопасность населения России: проблемы взаимообусловленности и трансформации в современных условиях кризисного состояния общества", гранта РГНФ, проект №12-03-00301a «Трансформация социальной безопасности региональных социумов в контексте распространения «социальных болезней» в современной России», Министерства образования и науки Российской Федерации по Государственному контракту на выполнение государственного задания «Социальная безопасность региональных социумов: концептуальный анализ», 2012-2013.).

Проблема межнациональных отношений является актуальной для всех рассматриваемых регионов. Риски возникновения межнациональных конфликтов и социальной нетерпимости могут быть изучены на основе показателей отношения населения к представителям других национальностей и лицам, осуществляющим деятельность экстремистской направленности.

При ответе на вопрос «Какие чувства вы испытываете по отношению представителей других национальностей?» чаще всего говорили о своих положительных чувствах к представителям других национальностей жители республики Бурятия (56,3% от всех респондентов в выборке по данному региону). Напротив, жители Калининградской и Новосибирской областей реже выбирали данный вариант ответа (в 19% и 18% случаев соответственно, значимость различий с показателями по бурятскому региону – 0,0001 согласно критерию Манна-Уитни). Жители указанных областей, а также Алтайского края наиболее часто определяли свои чувства как нейтральные. Следует учесть, что данный вариант ответа может использоваться респондентами для уклонения от выбора однозначно негативного в смысле социальной оценки ответа. Таким образом, высокий процент ответов такого рода свидетельствует о негативных чувствах, которые респонденты не хотят демонстрировать исследователям. Прямая оценка своего отношения к представителям другой национальности как негативного характерна для Ставропольского края (24,3% от всех респондентов в выборке по данному региону) и Красноярского края (15,1%). Минимальная доля ответов такого рода отмечается в выборке по республике Бурятия (2,5%). В Алтайском крае, Новосибирской области и Ставропольском крае работающие респонденты достоверно чаще квалифицировали свои чувства к представителям других национальностей как положительные (уровень достоверности различий в интервале от 0,001 до 0,1 по критерию хи-квадрат). Таким образом, можно заключить, что неработающее население в этих регионах реже проявляет подобное отношение к лицам другой национальности.

Для всех регионов, за исключением Новосибирской области, характерна следующая особенность: женщины достоверно чаще мужчин отмечали, что относятся к представителям другой национальности положительно. В Алтайском крае, Красноярском крае, Калининградской области чаще отвечали, что испытывают положительные чувства по отношению к представителям другой национальности, респонденты в возрасте старше 30 лет. Исключение составляет Ставропольский край: опрошенные этого региона в возрасте до 30 лет достоверно чаще отмечали свои положительные чувства к представителям другой национальности (хотя абсолютная разница в частоте ответов этих двух групп респондентов невелика – 50,9% и 47,6% соответственно).

Представляет интерес, что в Красноярском крае, Новосибирской области, республике Бурятия, Ставропольском крае городское население достоверно чаще отмечало, что испытывает положительные чувства к представителям другой национальности, нежели жители села. В выборках по Ставропольскому краю и Новосибирской области наблюдалась следующая тенденция: с повышением уровня образования респондента начиная со среднего профессионального образования, повышается вероятность положительного отношения к представителям другой национальности.

Значимые различия в отношении к представителям других национальностей были выявлены ответах верующих и неверующих респондентов в Калининградской области, Новосибирской области, Бурятии и Ставропольском крае. Религиозные опрошенные существенно чаще давали ответ о положительном отношении к представителям другой национальности. Так, в Калининградской области из всех положительно относящихся к лицам иной национальности 90,2% - верующие и 9,8% - неверующие, в Ставропольском крае – 80,7% верующие и 12,4% неверующие, сходные результаты в Бурятии (88,1% и 11,9% соответственно) и Новосибирской области (77,2% и 22,8%). Очевидно, вера в Бога выступает значимым фактором толерантного отношения к тем, кто относится к иному этносу или нации. Показательно, что в Ставропольском крае респонденты, переживающие о размере своего заработка, достоверно реже испытывают к представителям другой национальности положительное отношение (78% и 63,6% соответственно, значимость различий 0,06). В Красноярском крае респонденты, опасающиеся потерять работу, достоверно реже отвечали, что положительно относятся к лицам другой национальности (42,6% и 57,4% соответственно, значимость различий 0,041).

Опираясь на приведенные данные, можно заключить, что положительное отношение к представителям другой национальности чаще испытывают женщины, лица старше 30 лет, лица со средним профессиональным или высшим образованием, занятые, религиозные, городские жители. Экономические угрозы, с которыми сталкиваются респонденты, снижают их потенциал толерантного отношения к «инаковости» представителей других национальностей. Напротив, высокий образовательный и культурный уровень выступает своего рода барьером, запрещающим проявлять негативные чувства к представителям другой национальности.

Стать жертвой нападения на почве национальной неприязни чаще жителей других регионов опасаются респонденты из Бурятии (43,3%) и Ставропольского края (49,8%). Замечательно различие этих данных в следующем ключе: в Ставропольском крае достоверно чаще опасаются стать жертвой нападения русские (78,1%), а в Бурятии – буряты (52,3%). Меньше всего опрошенных опасаются стать жертвой нападения на почве национальной неприязни жители Алтайского края (21,7% от всех ответов в данной подвыборке, достоверность различий с показателями по Бурятии и Ставрополью – 0,0001).

Опасение стать жертвой нападения по причине национальной неприязни оказалось связано с возрастом опрошенных лишь в случае Красноярского края. В данном регионе чаще опасались стать жертвой нападения респонденты в возрасте до 30 лет, чем те, кто относился к старшей возрастной группе (58% и 42% соответственно, значимость различий 0,03).

Любопытна зависимость страха стать жертвой нападения от образования опрошенных. Так, в Алтайском крае и Красноярском крае достоверно чаще опасаются стать жертвой подобного нападения респонденты с общим средним или средним профессиональным образованием (63,4% и 74,4% соответственно от всех ответов лиц с таким образованием в подвыборке регионов). Напротив, участники исследования с неполным и полным высшим образованием реже говорили о том, что испытывают данный страх (36,6% и 25,6% соответственно, значимость различий на уровне 0,05). Вероятно, это связано с тем, что высшее образование формирует навыки логического мышления и помогает опрошенным рационально оценивать актуальную ситуацию в регионе.

Напротив, в Ставропольском крае респонденты с уровнем образования ниже высшего в меньшей степени опасаются, что они или их близкие могут стать жертвами нападения на почве межнациональной ненависти, чем опрошенные с высшим образованием (44,8% и 55,2%, значимость различий 0,01). Очевидно, в данном случае наблюдается обратная ситуация: жители с высшим образованием чаще видят объективно существующую опасность для личной безопасности, чем те, чей уровень образования ниже.

В Красноярском крае выявлена другая закономерность: респонденты, живущие в данном населенном пункте менее 5 лет, гораздо реже опасаются стать жертвой нападения по причине национальной неприязни, чем проживающие в нем более 5 лет (17,2% и 82,8%, значимость различий 0,01). Это говорит о том, что нападения в большей мере боятся «местные», а не «приезжие».

В Новосибирской области чаще опасаются стать жертвой нападения верующие, чем неверующие (85,3% и 14,7% соответственно, значимость различий 0,001). В Калининградской области и Ставропольском крае в большей мере опасаются нападений на почве национальной неприязни работающие респонденты, чем не занятые (53,7% и 55,8% - и 46,3% и 44,2% соответственно, значимость различий на уровне 0,05).

Во всех регионах достоверно чаще боялись стать жертвой нападения те, кто считает себя незащищенным от физических угроз. Интересно, что страх стать жертвой нападения националистов оказался не связанным с ответами респондентов на вопрос, какие проблемы в большей степени актуальны для его региона. Те, кто отметил в качестве значимых проблем региона терроризм, ухудшение отношений между людьми разных национальностей, рост преступности, падение нравственности, вовсе не оказался в большей мере подверженным страху нападения. Опыт дискриминации по национальному признаку также оказался незначимым.

Вероятно, формирование описываемой тревоги, страха обусловлено преимущественно психологическими факторами, прежде всего личной убежденностью в существовании данной угрозы, а также влиянием сообщений в СМИ. Важным фактором формирования данного страха является также экономическая незащищенность. Так, во всех регионах достоверно чаще опасались стать жертвой нападения на почве межнациональной ненависти те респонденты, которые беспокоились, что не смогут обеспечить себя всем необходимым в ближайший год (уровень значимости различий в ответах опасающихся и не опасающихся обеспечить себя необходимым – в интервале от 0,06 до 0,0001). В Калининградской области достоверно чаще опасались стать жертвой подобного нападения респонденты, считавшие, что их доход ниже, чем у большинства населения (87,5% из всех опасавшихся в данной подвыборке, уровень значимости различий 0,02). В Ставропольском крае и Калининградской области опасались стать жертвой национальной неприязни почти исключительно те опрошенные, которые отметили, что в последнее время в обществе увеличилось количество угроз, опасностей в обществе (94,1% и 98,9% соответственно, значимость различий на уровне 0,01).

Таким образом, можно увидеть, что страх стать жертвой на почве национальной неприязни, имеет региональную специфику. В Новосибирской области страху стать жертвой нападения больше подвержены горожане и верующие. В Алтайском крае – респонденты с уровнем образования ниже высшего. В Красноярском крае - респонденты с уровнем образования ниже высшего и «местные», живущие в данном населенном пун